"Как только слух, каким бы ложным он ни был, стал предметом всеобщего убеждения, он приобретает статус политического факта".
Орландо Файджес
Что, если самые громкие события в истории – это фейк, спланированный в тени, не теория заговора, не паранойя, а эффективный метод? Это что – конструирование паники, фабрикация врага, инсценировка угрозы? От парижских провокаций русской разведки в конце 19 века до российских взрывов 1999 года, от разгрома типографии русских анархистов в Женеве до DDoS-атак на серверы западных СМИ – именно страх сегодня стал самой действенной политической технологией. Наша статья не о прошлом, она скорее о генетическом коде режима, который научился продавать ложь как государственную услугу, и о человеке, который всё это успешно применял.
Архитектор дезинформации
Петр Иванович Рачковский (1853-1911), представитель царской разведки в Париже и Женеве с 1885 по 1902 год, прославился своими дерзкими манипуляциями и мистификациями, которые работали на укрепление власти царя и продвижение интересов России в Европе. Фактически, он создал сценарий применения в зарождавшейся тогда российской государственной политике провокаций и дезинформации, который развили в современных гибридных войнах ФСБ, СВР, ГРУ и частные структуры, подконтрольные Кремлю. Также он выдвинул идею, профинансировал и, возможно, сам поучаствовал в подготовке текста печально знаменитых "Протоколов сионских мудрецов", распространением которых до их пор занимаются его идейные наследники (известно, что КГБ в 70-е годы 20 века буквально руками создал арабский антисемитизм, напечатав и распространив миллионы копий "Протоколов" на арабском языке, о чем написал Ион Михай Почепа в книге "Дезинформация"). Рачковский лично организовал террористические заговоры против царской власти с целью дискредитации русских революционеров и анархистов (сегодня мы бы назвали это "операции под чужим флагом"), и именно они стали прообразом чудовищных провокаций ФСБ против своего народа, известных как взрывы жилых домов в 1999 году ("обратный Майнильский инцидент"), которые спровоцировали Вторую чеченскую войну, и ее тайных операциях в Европе и по всему миру.
От клерка до информатора
Восхождение Рачковского к вершинам русской разведки европейского направления началось с предательства. Он родился в 1853 году в Дубоссарах и был потомственным дворянином, получившим домашнее образование, затем работал клерком в Киевском почтовом отделении в 1867 году, а позже служил в ведомствах губернского уровня Одессы, Киева, Варшавы. В 1879 году, подозреваемый в связях с группой бомбистов (показания Семенского, который укрыл исполнителя неудавшегося покушения на генерал-адьютанта Дрентельна), Рачковский, чтобы избежать судебного преследования, становится информатором охранного отделения. Позже он присоединился к "Священной дружине", созданной для защиты жизни Александра III, и в 1884 году был направлен в Париж, чтобы противостоять деятельности революционеров "Народной воли" в Европе.
Мастер провокации
Именно в Париже, настоящем логове ненавидимой царизмом европейской свободы, и расцвел гений провокации Рачковского. В 1886 году он организовал уничтожение женевской типографии "Народной воли", для чего нанял швейцарского преступника Мориса Шевалье, который проник туда с агентами Гуриным, Милевским, Бинтом и Landzen (А.М. Гартинг, впоследствии сменивший Рачковского на посту главного европейского разведчика России). Агенты разгромили типографию, разбросали шрифты и сожгли антиправительственную литературу, парализовав публикаторскую деятельность противников царизма. По сообщению агента Гольшмана, эта операция принесла Рачковскому "Орден Анны", звание губернского секретаря и 5000 франков из царского фонда. Когда типография была восстановлена, эта бригада снова ее разгромила, и больше типография не функционировала, что продемонстрировало последовательность Рачковского в разрушении механизмов революционных сетей. Интересно, что попытка прямого начальника Рачковского генерал-лейтенанта Н.Д. Сильвестрова, приехавшего в Париж с целью всестороннего анализа его деятельности и для отзыва в Россию, закончилась убийством этого начальника, возможно агентом Рачковского, что считается историками совпадением, но вот весьма значительным совпадением.
Фабрикация террора
Провокации Рачковского становились все наглее. В 1890 году он сфабриковал заговор в Европе с целью убийства Александра III, используя проверенного агента Landzen, чтобы заманить в ловушку эмигрантов Накашидзе, Степанова и Кашинцева. Французская полиция, получившая информацию от Рачковского, арестовала их и обнаружила бомбы, что привело к громкому судебному процессу 1890 года, который дискредитировал деятельность русских революционеров и значительно укрепил франко-российские связи. Его предполагаемая роль в компиляции "Протоколов сионских мудрецов" отвлекла его внимание от революционной борьбы в России, воплотив представление историков о слухах как о состоявшихся политических фактах. Через успешную работу своих агентов, например, Евно Азефа, который предал около 60 революционеров, Рачковский обосновал и далее успешно применял практику подготовки и создания "двойных агентов".
Моральная цена подделки
"Протоколы сионских мудрецов", сфабрикованные Рачковским, стали не просто фальсификацией – они превратились в оружие массового (пред)убеждения, а фактически – в оружие массового поражения, ядерной информационной бомбой в тогда еще не ядерный век. Их тиражировали, переводили, обсуждали в парламентах и на улицах. Но главное – их использовали, и всегда со смертельным исходом – и в Европе, и на Ближнем Востоке. В 1930-х Генрих Гиммлер неоднократно ссылался на "Протоколы", обосновывая нацистскую политику репрессий, интернирования и уничтожения евреев в Германии. Они и стали риторическим основанием Холокоста, поэтому историк Норман Кон назвал их "самым смертоносным фальшивым документом в истории". Даже если Рачковский не написал ни строчки текста, нам известно, что именно он инициировал его циркуляцию, придал ему "экспертную достоверность" через агентуру и журналистов, и, по сути, впрыснул вирус антисемитизма в легитимную политическую среду Европы. Последствия этой дезинформации измеряются не в страницах книг и газетных заголовках, а в сотнях европейских гетто, концлагерях, газовых камерах и сожжённых синагогах.
Экономические интриги и дипломатия
Рачковский сыграл важную роль в формировании франко-русского альянса 1889 года. Будущий президент Франции Эмиль Лубе выделил 1,5 миллиона франков Рачковскому, из них 500 000 ему лично в качестве аванса для содействия инвестициям в российскую инфраструктуру и добычу золота, железной руды, сделав разведчика акционером в ряде предприятий с участием французского капитала в России. Он манипулировал французскими СМИ, например, через журналиста Жюля Хансена, который постоянно публиковал статьи, направленные на разоблачение деятельности русских революционеров, и даже коррумпировал парижскую полицию на уровне руководителей префектур, чтобы выслеживать противников российского режима. Эта двойная роль шпиона и бизнесмена усилила его влияние, обеспечив французское сотрудничество с Россией и продвинула интересы царизма в Европе, в то время как его провокации формировали негативное для российских революционеров общественное восприятие на континенте. Некоторые исследователи считают, что подобные манипуляции и культивирование страха общественности перед русскими и "домашними" радикальными революционерами отвратили Европу от идей коммунизма, тогда как Россия в себя эти идеи впустила, освоила, развила и применила. Воистину, мало было Рачковских на всю Россию, и жаль, что его хватило только на Европу... Наверное, Петр Иванович работал не там, право же, иначе русская революция вряд ли была возможна. Интересно, что к 1914 году 33% иностранных акций в российских акционерных обществах принадлежали французам, а это было 14% всего промышленного капитала России. Донбасс производил 87% российского угля и 74% чугуна к 1913 году, в основном под франко-бельгийским контролем. Вот такие впечатляющие результаты экономического сотрудничества Франции с русским шпионом...
Фейсономика: как "Лубянка" стала российской экономикой
В эпоху Рачковского контроль над экономикой осуществлялся через сделки, инсайдерскую информацию и "особые" связи. Сегодня этот контроль вышел на новый уровень. И несмотря на кажущееся крушение структур и идеологий в 1991 году вместе с СССР, КГБ смог трансформироваться сам, и даже возглавил трансформирование государств на постсоветском пространстве, и стал фактическим разработчиком постсоветских процессов развития ранее подконтрольного им общества.
ФСБ сегодня не просто сопровождает бизнес – она проектирует его судьбу и путь развития. С момента ареста Михаила Ходорковского и демонстративного разгрома ЮКОСа стало понятно: в России экономическая власть – это производная силовой вертикали. Например, квази-государственная компания "Роснефть", получившая в результате основные активы ЮКОСа, в дальнейшем стала базой неформального инструмента – так называемого "сеченского спецназа", неофициальной структуры внутри силовиков, курируемой лично Игорем Сечиным. Генерал ФСБ Феоктистов, один из её координаторов, даже организовал провокацию против министра экономического развития Алексея Улюкаева в 2016 году, закончившуюся для последнего арестом и тюремным сроком – с прямым участием "Роснефти" как стороны-оператора. И это не частный случай, это давно звучащий сигнал, который превратился уже в гул безликих чиновников, согласованных на свои должности ФСБ, рапортующих об очередном национализированном или изъятом по решении суда предприятии...
По данным Transparency International (2023), коррупция в РФ ежегодно поглощает от 15 до 20% ВВП. Но эта цифра, вероятно, занижена: поскольку реальный центр экономического контроля находится не в министерствах, а в серых кабинетах нынешних и бывших генералов, откомандированных в госкорпорации и надзорные службы. Добраться до лицензий, контрактов, экспорта, IT-сектора можно только через куратора. Или через страх. Это и есть фейсономика – экономика, в которой главным KPI становится даже уже не лояльность к спецслужбам, а рефлекс рабского согласия с их приказами, а главным валютным резервом – доступ к насилию.
Отголоски взрывов 1999 года
Взрывы жилых домов столетие спустя подтверждают стратегический гений Рачковского. С 4 по 16 сентября 1999 года Россия пережила ритуал страха с элементами сценарного повторения: теракты в Буйнакске, Волгодонске, Москве, и, особенно, случай в Рязани, где мешки с гексогеном были заложены силами самой ФСБ – официально "в рамках учений". Это была не просто точка входа во Вторую чеченскую войну – это было "крещение" власти через контролируемый ужас и террор против своего собственного населения. Взрывы, о которых много писал блестящий современный американский историк Юрий Фельштинский стали демонстрацией того, как можно использовать страх в качестве легитиматора новой эпохи, где государство не защищает от террора, а создаёт его, чтобы потом продать спасение от него самого под видом чеченцев, эмигрантов, стран Запада.
Одним из первых, кто публично обвинил ФСБ в организации этих атак, был бывший сотрудник службы Александр Литвиненко. В 2006 году он умер в Лондоне от отравления полонием-210, что широко освещалось мировыми СМИ. Он утверждал, что ФСБ реализовала операцию "в стиле Рачковского": создать врага, инсценировать угрозу, обеспечить переход власти к силовикам. Вроде бы Литвиненко был просто разоблачителем, но в результате он стал символом того, что разоблачение – это смертный приговор и защиты от этого нет, если ты разоблачаешь кремлевскую власть.
Взрывы 1999 года стали не просто актом внутренней фабрикации, они стали матрицей будущей политики, в которой страх стал идентификационным кодом режима, инструментом управления массами, который затем выплеснулся на весь мир. Это тщательно поддерживаемый страх ядерной войны, это срежессированные Кремлем атаки на демократию и заражение всего мира страхом перед непредсказуемым Путиным, постоянно грозящим ядерной бомбой.
Россия давно уже вышла на новый уровень, породила очередной вид "экспортного страха". Если внутри страны репрессии и провокации были способом поддержания вертикали, то на международной арене появилась стратегия создания "обменного фонда заложников": фабрикация уголовных дел против граждан США, ЕС, Израиля и других стран – с единственной целью: захватить заложников для торга и обмена на своих провалившихся агентов и откровенных мошенников, работающих по заказу Кремля в других странах. В 2024 году в Анкаре прошёл крупнейший за последние десятилетия обмен: Россия освободила агентов, хакеров, участников покушений – включая Вадима Красикова, осуждённого в Германии за убийство чеченского полевого командира Хангошвили – в обмен на политиков, гражданских преподавателей, журналистов. Циничный обмен включал и граждан США – бывшего сотрудника Госдепа, преподавателя английского языка, и журналиста The Wall Street Journal Эвана Гершковича. То есть даже обмен для Путина – это не акт гуманизма, а скорее демонстративный каннибализм. Получается, что Кремль говорит: "Наши агенты могут убивать, шпионить, нарушать международное право – а вы всё равно отдадите нам их обратно. Потому что мы держим ваших людей в заложниках".
Эта схема не просто нарушает международные нормы, а переводит насилие во внешний актив: Россия обменивает внутреннюю диктатуру на внешние уступки – и тем самым строит новый дипломатический капитал: контроль над страхом как право на сделку.
Эволюция гибридной войны
Мы уже отметили интересные параллели – инсценированные заговоры Рачковского очерняли русских анархистов так же, как взрывы, устроенные ФСБ, умело направлялись на поиски "чеченского следа", возведя целый народ в ранг преступников, – и все для того, чтобы сплотить население в поддержку новой войны и нового руководителя правительства, который в конце декабря был назван преемником Ельцина. Рачковский одним из первых начал использовать СМИ для дезинформации, а ФСБ использует контролируемые государством СМИ и покупку лояльности ведущих газет и телеканалов, таких как Такер Карлсон. Это превратилось в гибридную войну, смешивающую провокации с цифровыми инструментами. К примеру, во время российских предвыборных протестов 2011-12 годов ФСБ задействовала Twitterbots, DDoS-атаки и клеветнические кампании, фактически творчески развив манипуляции Рачковского.
"Шалтай-Болтай" и цифровая провокация
Если Рачковский создавал фейковые заговоры в Париже и Женеве, то его преемники в ФСБ создают системные фейковые утечки и целые водопады лжи в интернете. В 2016 году группа под псевдонимом "Шалтай-Болтай" взломала переписку ряда российских чиновников – от Володина до Медведева. Публика восприняла это как проявление гражданской активности и хактивизма с их стороны, но позже выяснилось, что "Шалтай" был частью операционной легенды, созданной Центром информационной безопасности ФСБ. Целью взломов было не разоблачение, а формирование управляемой иллюзии протеста и хаоса, чтобы легитимировать репрессии и усилить внутреннее давление. Например, тогдашнему министру обороны Сергею Шойгу пришлось лично обращаться к Путину с жалобой на действия группы "Шалтай-Болтай" в отношении чиновников его ведомства. Это метод был отработан ещё в XIX веке Рачковским: создать "угрозу", которую сам же и "разоблачаешь", чтобы получить контроль над её последствиями.
Дуров, Перекопский и цифровая псевдосвобода
Если Рачковский подкупал журналистов и полицейских, то современная ФСБ работает через интерфейсы и API, создает платформы и ботофермы. К примеру, Telegram позиционируется как свободная платформа, гарантирующая приватность, но за парадной вывеской либертарианской риторики Павла Дурова, которую он обрушивает в зарубежные СМИ, критикуя даже некоторые европейские регуляторные требования, демократично выдвигаемые ему, – стоят тени, которые не исчезают при свете кода. Главный партнёр Дурова, и настоящий "движок" этой цифровой платформы – Илья Перекопский, который живёт и работает в России, сотрудничает с представителями высшей власти и, по данным открытых источников, участвует в совещаниях при правительстве РФ, даже после нападения России на Украину в 2022. И он не технический фрик, а сильный игрок, например именно он летал в Бразилию для переговоров с руководством страны, когда там возникли проблемы у Telegram.
А ведь Telegram не просто площадка, а мощный инструмент, в котором анонимность подконтрольна, а свобода – параметр, регулируемый не архитектурой, а доступом к ключам шифрования. Именно на Telegram приходится основной трафик политической дезинформации внутри России – от "Незыгаря" и "ВЧК-ОГПУ" до управляемых "сливов" и безумной волны "сувенирного патриотизма". Рачковский покупал страницы газет и коррумпировал конкретных журналистов, а сегодняшние кураторы дезинформации покупают многотысячные подписки каналов, финансируют ботофермы, воздействуют на миллионы своих и иностранных граждан и часто меняют политику целых стран.
Такер Карлсон, TikTok и тотальность медиаконтроля
Рачковский покупал журналистов в Париже, ФСБ – Telegram-каналы и федеральные эфиры, но XXI век предложил новые форматы – медиапереносчиков страха, транслирующих Кремлю лояльность в обмен на доступ. Такер Карлсон, американский ведущий с многомиллионной аудиторией, получил эксклюзивное интервью с Владимиром Путиным в 2024 году. Позже стало известно, что его окружение участвует в переговорах о покупке им (а он был включён в одобренный администрацией США список возможных покупателей) американского сегмента TikTok – одной из самых влиятельных цифровых платформ нового поколения. На этом фоне Павел Дуров – символ сетевой независимости – также дал Карлсону интервью в Telegram, а его партнёр Перекопский в это время системно взаимодействует с Кремлем. Возникает новый гибридный фронт, где медиаплатформы, якобы топящие за свободу слова, работают в интересах тех, кто делает дезинформацию государственной политикой, и это все – не о конспирологии, а о базовой несовместимости публичного доверия с системой, где производством правды, как и лжи, занимаются исключительно спецслужбы.
Цена обмана
Карьера Рачковского пошатнулась в 1906 году, когда он намеренно проигнорировал ставший ему известным заговор против тогда еще министра Петра Столыпина, возможно сконструированный самой охранкой с целью ужесточения антиреволюционных мер, и в результате теракта погибло 24 человека, включая маленьких детей Столыпина. Несмотря на связи с Распутиным, Рачковский уходит в отставку, получив пенсию в размере 7000 рублей. Его роль в подавлении восстания в Москве в 1905 году, арест видных большевиков, принесла ему 72000 рублей и орден Святого Владимира. Провокации ФСБ также дали обратный эффект, а убийство Литвиненко вызвало возмущение во всем мире, навсегда посеяв страх перед безбашенными методами Кремля. И в Европе, и в ключевых странах "противников" России ФСБ объединила кибератаки, дезинформацию и убийства, подобно тому, как Рачковский когда-то разрушал российские эмигрантские сети путем создания фейковых терактов.
От бумаги к серверу: как страх стал архитектурой
Пётр Рачковский действовал в мире бумаги, железнодорожных маршрутов и тайных переписок. Его инструментами были типографии, провокаторы, публикации в печатных изданиях. Его достойные потомки работают в мире серверов, утечек, прокси-интерфейсов и вычислительных мощностей. Они подделывают не тексты – они подменяют реальность алгоритмами и дипфейками. Раньше государство нужно было убеждать. Сегодня его эмулируют – создавая иллюзию угрозы, управляемого хаоса, фальшивых оппозиционеров и инсценированных разоблачений. Между Женевой 1886 года и рязанским мешком с гексогеном в 1999-м – не просто столетие, а логичная цепочка кровавого наследования. От "Народной воли" к Twitter-bots, от Мориса Шевалье к FancyBear, то есть от шрифта к коду. Все эти формы – от руки и пера к клавиатуре – подчинены одной логике: превратить страх в архитектуру власти и не как ответ на угрозу, а как инструмент создания порядка. В этом смысле Рачковский никогда не умирал, он просто сменил протокол.
Потеря доверия и моральные последствия
Власть, построенная на провокации, может временно мобилизовать. Но в долгосрочной перспективе она уничтожает самый ценный ресурс любого политического тела – доверие. По данным "Левада-центра" (декабрь 2021 года), 59% россиян не доверяют государственным институтам – в том числе судам, полиции, парламенту, и даже президенту. Это не просто недоверие к конкретным людям. Это деградация самой идеи гражданской связи. Когда инсценировка становится нормой, а каждый акт публичной коммуникации воспринимается как операция, тогда страх перестаёт мобилизовать – он начинает парализовать.
Рачковский использовал страх как метод разрушения революционной инфраструктуры. Его преемники – для разрушения доверия к самой возможности перемен. Так работает политика на обмане: сначала она получает власть через имитацию, потом теряет её через утрату реальности.
Вопрос остаётся: возможно ли восстановить доверие в обществе, где ложь стала единственным методом коммуникации государства с населением? Ответ очевиден – нет, никогда, и современные Рачковские это прекрасно знают, но продолжают действовать во имя ложно сформулированных и понятых целей государства, которое сегодня называется Российская Федерация.
